Я иду по двору. В руках у меня красный мяч и большой бутерброд с колбасой. Мне пять лет. Я широко открываю рот и откусываю приличный кусок хлеба с колбасой. Мне вкусно. Я смеюсь и прыгаю, потому что мне хорошо.
И вдруг замечаю его. Чудовище смотрит на меня, отводит глаза и снова смотрит. Я знаю, это собака, только огромная и страшная. Она скалит зубы и рычит. Я кидаю в нее мячик, он попадает в голову. Собака взвивается и бежит прямо на меня. Рот у нее открыт, а там зубы. Собака хватает меня зубами за шею, течет кровь, зубы смыкаются все сильнее и сильнее. Я хриплю, задыхаюсь, просыпаюсь…
— Что, Таня, опять псина приснилась? — участливо спрашивает Петюня.
Трогаю шею, нет никакой крови. Я мирно почиваю со своим мужем в нашей уютной постели. В соседней комнате спит наша дочурка Дашенька. Как же надоело, этот сон меня преследует уже четверть века! Поэтому я не люблю собак!
В детстве на меня напала собака, здоровенный ротвейлер. Мне было пять лет. Эту собаку натравила на меня жена уголовника Мишакова. Папа мой был следователем, а этот Мишаков ворюгой. Он ловко обворовывал магазины и рядился под честного. Папа выследил Мишкова случайно. Тот погорел из-за жадности и глупости своей бабы. Эта мордастая Катька явилась однажды к нам во двор, толкала какие-то кофточки и муфту. Мама к отцу пришла, говорит:
— Леш, там такие кофты продают за полцены, давай купим.
Папа вышел во двор и по описаниям узнал муфту: шикарная вещь оказалась эксклюзивной. Так он на Макшакова и вышел. Ворюгу посадили. Катьку нет, хотя за сбыт краденого она могла погореть. Выследила, когда я вышла гулять одна, помню, как она кричала:
— Кастет, куси ее, куси эту девку ментовскую!
Она кричала пронзительно, собака лаяла грозно. Повалила меня на землю, я отбивалась. Зверь схватил меня за руку, сжал зубы. Боль была жуткая, перед глазами поплыли круги, а потом хлопок, другой. Собачьи зубы разжались, потекла кровь. Собака завертелась, завыла тонко и жалобно, упала, затихла. Я потеряла сознание.
Собаку убил папа из служебного пистолета. Он возвращался домой в это время. Минута-другая и пес бы мирно позавтракал. Полгода меня потом приводили в порядок. Как я после этого могу относиться к собакам?
У нас в семье все собачники — все. Кроме меня… Петька за мной три года ухаживал, прежде чем «окольцевал». Отказывала, потому что его отец и мать были заядлыми охотниками. Меньше двух собак они дома не держат. Когда я ему однажды сказала:
— Или я, или «с хвостом», он так обиделся, что целую неделю мне не звонил. Потом пришел с ультиматумом: мол и тебя люблю и без собак не могу. Когда Дашке исполнилось три года она заявила:
— Хочу собачку! Мама, ну пожалуйста!
И опять я хуже всех. Дашке сказали:
— Мама умрет, если в доме появится собака.
…Полгода назад мы отмечали Дашкин день рождения. Утром Дашка прикидывалась паинькой, после завтрака они с папой отправились гулять. А я не пошла: нужно было готовиться к приходу гостей. Стругаю себе на кухне салатики — звонок. Распахиваю дверь… На пороге стояло оно, собака! Порода спаниелей. Собака подняла голову и посмотрела огромными глазищами. Потом шумно втянула воздух — и попыталась переступить порог.
Я побежала к телефону, набрала Петькин телефон. А псина эта ничего понимать не хотела и лезла в квартиру. Я нагнулась и подхватила незваного гостя на руки. Псина посмотрела на меня кротко и грустно. Я открыла дверь подъезда и легонько подтолкнула. Щенок растерянно озирался. Решительно захлопнув дверь подъезда, я пошла к себе. А пес остался на улице. Я накинула на плечи форменный пиджачок и спустилась в наш двор. Вдруг слышу, кто-то визжит, да так жалостно, словно ребенок плачет. Смотрю, какой-то мужик несет моего давешнего приятеля:
— Сейчас я тебя, приятель в пруду пристрою. Будешь у меня рыб кормить.
— Утопит собачку алкаш, а ты будешь виновата. Что ж ты так, мать?
Я взяла бродягу на руки. Малыш посмотрел укоризненно, потом лизнул меня в щеку. Что-то во мне щелкнуло, и я поняла: «Эта псина будет жить с нами!» Дома меня вознесли на пьедестал. Неделю назад мы решили Кузьму тренировать по науке и пошли к хорошему тренеру. Но почему вдруг наш смирный Кузьма принялся на тренера лаять? Уж не подставным ли был тот самый алкаш? Впрочем что теперь гадать! Кузьма-то чудо — и как мы раньше без него жили!
